Прикрепляя посмертное фото Блока к посту «Анти Дориан Грей», я поймала себя на мысли, насколько его жизнь перекликается с моим любимым (честным – биографичностью, страшным – уровнем самопожертвования, прекрасным – идеализмом) фильмом «Павел Корчагин».

Я собрала сет в форме четверостишия (буриме, эпиграммы, эпитафии; возможно, в жанре частушки), в котором, как в блоковском творчестве, соединяются буквальное и символическое, видимое и невидимое, грубое и тонкое. Работы отсылают если не к стихам, то к статьям; если не к статьям, то к письмам; если не к письмам, то к эпизодам из жизни; если не к эпизодам из жизни, то к контексту – как локально-историческому, так глобально-вневременному.

Из стихов («Порванный баян»).

Гармоника, гармоника!
Эй, пой, визжи и жги!
Эй, жёлтенькие лютики,
Весенние цветки!

Там с посвистом да с присвистом
Гуляют до зари,
Кусточки тихим шелестом
Кивают мне: смотри.

Смотрю я – руки вскинула,
В широкий пляс пошла,
Цветами всех осыпала
И в песне изошла…

Неверная, лукавая,
Коварная – пляши!
И будь навек отравою
Растраченной души!

С ума сойду, сойду с ума,
Безумствуя, люблю,
Что вся ты – ночь, и вся ты – тьма,
И вся ты – во хмелю…

Что душу отняла мою,
Отравой извела,
Что о тебе, тебе пою,
И песням нет числа!..

Из статей («Азбука: Т (Туман)»). «Мировая жизнь состоит в непрестанном созидании новых видов, новых пород. Их баюкает безначальный хаос; их взращивает, между ними производит отбор культура; гармония даёт им образы и формы, которые вновь расплываются в безначальный туман. Смысл этого нам непонятен; сущность темна; мы утешаемся мыслью, что новая порода лучше старой; но ветер гасит эту маленькую свечку, которой мы стараемся осветить мировую ночь. Порядок мира тревожен, он – родное дитя беспорядка и может не совпадать с вашими мыслями о том, что хорошо и что плохо» («О назначении поэта»).

Из писем («Штурм Зимнего»). «Всё это – только обобщения, сводка бесконечных мыслей и впечатлений, которые каждый день трутся и шлифуются о другие мысли и впечатления, увы, часто противоположные моим, что заставляет постоянно злиться, сдерживаться, нервничать, иногда – просто ненавидеть «интеллигенцию». Если «мозг страны» будет продолжать питаться всё теми же ирониями, рабскими страхами, рабским опытом усталых наций, то он и перестанет быть мозгом, и его вышвырнут – скоро, жестоко и величаво, как делается всё, что действительно делается теперь. Какое мы имеем право бояться своего великого, умного и доброго народа? А могли бы своим опытом, купленным кровью детей, поделиться с этими детьми» (Блок – жене).

Из эпизодов из жизни («Плащаница»). «На глазах у всех нас умирал Блок – и мы долго этого не замечали. Человек, звавший к вере, заклинавший нас: «Слушайте музыку революции!», раньше многих других эту веру утратил. С нею утратился ритм души, но долго ещё, крепко спаянная с отлетающей душой, боролась земная его природа. Тяготы и обиды не миновали Александра Александровича; скудость наших дней соприкоснулась вплотную с его обиходом; не испытывая, по неоднократным его заверениям, голода, он, однако, сократил свои потребности до минимума; трогательно тосковал по временам о «настоящем» чае, отравлял себя популярным ядом наших дней – сахарином, выносил свои книги на продажу и в феврале этого года, с мучительною тревогою в глазах, высчитывал, что ему понадобится, чтобы прожить месяц с семьёй, один мильён! «Всё бы ничего, но иногда очень хочется вина», – говорил он, улыбаясь скромно, – и только перед смертью попробовал этого с невероятным трудом добытого вина» (В. А. Зоргенфрей).

Локально-историческое («Масленица»). «Летом 1921 года крестьяне дотла сожгли дом Бекетовых, хозяином которого на тот момент был Александр Блок. Они растащили всё, что смогли – даже деревянные постройки во дворе. И попытались скрыть воровство. А через две недели в Петербурге, и без того истощённый и измученный, умирает и сам поэт, любивший Шахматово больше, чем любое другое место на земле» (фрагмент публикации сообщества Клуба любителей русской словесности в социальной сети «ВКонтакте»).

Глобально-вневременное («Кармен»). «Александр Блок писал о Кармен: «Сама себе закон – летишь, летишь ты мимо, К созвездиям иным, не ведая орбит…» Этот полёт свободной Кармен навстречу любви, счастью и… смерти мы услышали в музыке Бизе-Щедрина (фрагмент текста о балете «Кармен-сюита» на сайте Большого театра Беларуси).

Кстати, жена Блока – автор фундаментальной в области советского балетоведения книги «Классический танец. История и современность».